Александр Афанасьев - Меч Господа нашего-3 [СИ]

— Я все сказал.

Онищенко забросил в рот измазанных красным спагетти, неторопливо прожевал. Потом — уставился на Башлыкова своими равнодушными, совиными глазами.

— Давай, по-тиханцу решим. Тебе эти внештатники кто? Братья, родаки? Вот так сделаем… если ты говоришь, что у меня тут змея подколодная завелась — я тебе верю. Я поговорю со своими… они его сдадут, он им и на… не нужен. А ты за это — своих внештатников сдашь моим, им тоже надо как-то… — Онищенко невесело улыбнулся — слова делом подкреплять. Расценки такие — за хороший диск от пятидесяти до ста штук. По Ижевску ты в доле на пять процентов, извини, больше не могу, тут тоже все есть хотят. От себя отрываю. По местной — на двадцать. Годится?[22]

В следующее мгновение — Башлыков бросился на него — прямо через стол, переворачивая его, вместе с недопитым чаем и недоеденным спагетти. Онищенко к атаке был не готов, он не успел закрыться — и они полетели на пол под грохот приборов и звон посуды

— Гнида! Гнида! Гнида! — Башлыков словно кулаками вколачивал эти слова в лицо своего коллеги — падаль! Гнида!

На них набежали сразу все, он отпихнулся ногой назад, кто-то возмущенно крикнул, потом его ударили по голове, так что искры из глаз полетели. Кто-то схватил его шею в захват, он, хрипя колотил ненавистную рожу, перед глазами плясали искры в ушах гудело и тяжело билось сердце. Потом — как то сразу исчезли силы, и кто-то потащил его назад…

— Тихо… не брыкайся…

Кровь бухала в голове молотом…

— Э, отпусти… Задушишь…

— Здоровый бык…

— Отпусти, сказал…

Голоса звучали как из поднебесья…

Башлыков пришел в себя через несколько секунд… или минут. Он сидел на стуле и его кто-то держал… а Онищенко недалеко от него плевался кровянкой и держал голову так, чтобы не лилось из носа. Кровь попадала в горло… и от этого он кашлял…

— Эф-эс-бе, Управление по Удмуртской Республике… — стоявший рядом мужик держал раскрытым его удостоверение — капитан Башлыков Дмитрий Геннадьевич, должность — сотрудник. Ты что, с дуба рухнул, сотрудник? Ты что себе позволяешь? Тебя каким ветром сюда вообще занесло?

— Нервы лечи! — крикнул Онищенко и снова надсадно заперхал

— Ты…

Башлыков рванулся, его схватили сзади сразу с двух сторон.

— Сидеть… Он что — деньги тебе должен? Или бабу не поделили?

— Козел!

— Хватит! Степнюк, езжайте с ним в больницу! Быстро!

Один из мужиков, который был рядом с Онищенко — обнял его за плечи, повел на выход.

— Ну? Теперь с тобой. Что вы с ним не поделили?

— Какая нах… разница.

— Большая! Я тебя сейчас закрою — а потом на родину столыпиным отправлю! С такой телегой, что ни одна тюрьма не примет! Ты что, капитан, о…ел в атаке? Когда в толчок ходишь — ноги не обжигаешь?

— Барабана[23] моего он подставил.

— И что? Обязательно рожу в общественном месте бить? У вас в Удмуртии что — все такие сорванные?

— Товарищ майор — сказал кто-то — у них там… Помните, доводили на оперативке.

— А… Ты из-за этого что ли такой?

Майор сложил корочку, задумчиво похлопал ей по ладони.

— Деньги есть, чтобы за бардак расплатиться? Давай, башляй и дуй отсюда. Чтобы я тебя больше не видел…

Башкортостан, пригород Октябрьского

Вечер 28 июля 2015 года

Четыре машины, проехавшие в Башкортостан из соседнего Татарстана — остановились неподалеку от небольшого поселка богатых людей — какой сейчас можно найти около любого более- менее крупного города. Здесь дома были даже шикарнее, чем около Уфы — как-никак Октябрьское было крупным центром производства строительных материалов, здесь было сразу несколько строительных управлений и заводов по производству кирпича. Хорошая здесь глина — она даже на керамику идет. И город здесь — хороший…

Машины отогнали с дороги в поле, поставили так, чтобы можно было быстро выехать на трассу. Погасили фары, захлопали дверьми…

Собрались быстро. Нагрудник — четыре-шесть магазинов, нож, запасной фонарь, аптечка. Фляжка с водой…

Сытый лязг железа, жаждущего напиться крови, забрать чью-то жизнь. Затворы досылают патроны в патронники, встают на место…

— Готовность! — скомандовал Котов

Проверить. Попрыгать. Хлопок по плечу.

— Значит, работаем. Тема, бери винтовку, на крышу машины — секи подходы. Остальные — за мной.

— Есть. Есть.

— Колун — блокируешь улицу. Работаешь гладким, нарез — в крайнем случае.

Глушитель на нарез только один, у того же Котова. Но его лучше не светить. Если всерьез начнется — то нарез засветится, а вот гладкое… пойди, докажи из чего стреляли. А светиться не хочется, хоть и беспредел кругом…

— Есть.

— Малой — здесь. С Колуном. Охраняете машины, смотрите по трассе. Увидите что — тоном отсигналите.

— Есть.

Посмотрел на экранчик телефона — звонка нет. Чего и следовало ожидать. Башлыков все-таки дураком был… набитым. Возможно — в живых уже нет ни Скворца с ребятами ни его самого. Это же… душня, только тихая.

— Работаем под ФСБ.

В Ижевске — они много чего отрабатывали, бегали как лоси по территории Металлургического завода Ижмаш, на котором последний лист стали больше десяти лет назад прокатали. Но это — там, а здесь… черт знает, как покатит.

— И… не мочить направо — налево. Иначе и Скворца…

Сказал — самому мерзко стало. Они на своей земле, б…! Не на чужой, на своей! Но и жизнь такова, что или так… или рожей об косяк. Не получается по-другому, в общем.

Солнце падало за горизонт, по земле поползли длинные, черные тени. Ночь как змея поползла по земле — здесь, в башкирской степи это было не просто удачное, поэтическое выражение. Наступление ночи — было видно, оно ощущалось, тени и в самом деле ползли по земле как длинные черные бесплотные змеи.

Забор был шикарным, как минимум в два кирпича шириной, а то и в три, с широкими, ложеными квадратом колоннами. В таком заборе — не было никакой нужды, кроме одной — показать богатство хозяина. Здесь, из того кирпича, который маханули на забор — можно было еще два дома выстроить.

Тихо приставили лестницу, Котов полез наверх. У него было ружье с глушителем и никто не знал, как с ним обращаться лучше, чем он сам. У такого ружья другой баланс, надо чтобы руки к нему привыкли…

Собака уже мчалась… она не рычала и не лаяла, отличная охранная собака, мохнатая, по пояс человеку. Котов выстрелил — раз, два — собака визгнула и успокоилась. Через стену — лезли уже другие…

Дом. Тесные для такой махины коридоры, темнота. Самое хреновое — вместо дверей какие-то плотные занавеси и не видно ни хрена и пуля — прошибет как копье — паучью сеть. Очень осторожно надо около таких вот «дверей».

Крик, визг… Кто был в Афганистане и в Чечне знает, что это такое. Тут, как и положено мусульманам, проживало целое семейство. Много баб и еще больше — детей. Бабы черные как вороны, крикливые, шумные. Цепкие. Дети — не лучше. Крик, визг на непонятном языке, удары — что баба, что ребенок сильно не ударят, но подобраться вплотную и выстрелить или сорвать чеку с гранаты — запросто. Кто из них погибнет при этом — плевать, они фанатичны, не рассуждают лишний раз, с ними невозможно договориться. Они ненавидят — на самом деле ненавидят, в России начала двадцать первого века это чувство редко встречается — кристально чистая, ничем не замутненная ненависть. А тут — ненавидят. Они — чужие.

— Тема! Собери все в комнату! Гони их, б…

— Что здесь происходит?

Котов повернулся

— ФСБ. Вы то нам и нужны…

Духовный лидер ваххабитов и салафитов Башкирии оказался совсем не таким, каким его представлял Котов. Высокий, ростом с него благообразный и крепкий старик, лет семидесяти, с седыми волосами, средней длины седой бородой и умными, понимающими глазами. Котов совсем не хотел убивать его. И не был уверен, что сможет это сделать, когда будет нужно. Скворец — он убил бы. Потому что был в Чечне. А он, Котов, нет — и в этом разница. Только непонятно — делает ли это его плохим русским — или нет? Наверное, нет — а с другой стороны — эти то не стесняются. Детей убивают, стариков… всех.

Котов остро ощущал свою беспомощность. Лучший (гражданский) стрелок в их небольшой группе, бывший контрразведчик — у него не было чисто военного опыта, опыта командования людьми. Того опыта, который был у Скворца. За Скворцом — люди шли потому, что это был… Командир. Именно так — с большой буквы К. Котов командиром не был — но Скворца и братьев надо было вытаскивать и кроме него — сделать это было некому. Все остальные тоже это понимали — лучше, чем Котов продумать операцию не мог никто.

Машины остановились посреди поля, на холме — так чтобы было видно со всех сторон как минимум на километр. Башкирия — это огромные пространства, лесостепь, настоящие леса начинаются севернее, здесь, у Уфы это лесостепь. Дорога идет как на огромных «русских горках» — то вверх, то вниз, плавно, но с большими перепадами. Около дороги — попадаются придорожные кафе, в основном приличные, кирпичные, с нормальными стоянками. Деревни — тоже приличные, много каменных домов с коваными оградами, много скота, импортная техника. Как-то — тут получалось жить лучше, чем во многих сельских местностях Центральной России, где Котов тоже бывал и не раз.